"Мне всегда казалось, что феномен революционеров изучен не полностью", - начинает Семен, не ожидая наводящих вопросов. Мы ведем беседу в мастерской художника, где вокруг нас выстроились серые героические фигуры, сурово поглядывающие с холстов. "В своих работах я стараюсь исследовать не историю, а энергетику этих людей. Мне интересна их живучесть, умение оставаться на плаву и их безусловная неординарность, источник этой энергии до конца не понят", он делает небольшую паузу. "Мной он, конечно, тоже до конца не понят, я попытался взглянуть на них через призму советской монументальной пропаганды. Это богатый материал для художника, нам остался грандиозный пласт, который героизирует и превращает революционных деятелей в идолов. Эти тиражные, часто ужасные скульптуры сохраняют в себе дух того времени". Я не выдерживаю, и напоминаю, что были и выдающиеся произведения, а изменения в обществе дали толчок всему отечественному искусству. "Как заказ, это дало возможность заработать на хлеб огромному количеству людей" - парирует художник. "Штучный товар существовал всегда. Выдающиеся скульпторы выдавали "хедлайнерский" образ, который в дальнейшем тиражировался. Тысячи скульптур размножили типажи революционных времен: командир, вождь, красноармеец, интеллектуал, летчик, и все это на фоне репрессий и тысячи смертей". Я обращаю внимание на изображение бюста с орденами на груди и мешком на голове, скульпторский трюк; влажный мешок одевают на незаконченную работу, чтобы глина не успела высохнуть. "При этом все менялось на лету, стоило кому-то из новоиспечённых кумиров впасть в немилость, упоминания о нем стирались, а его скульптурное изображение могло буквально потерять голову и обзавестись другой, с чертами нового социалистического героя".

Разговор заходит о смысле скрытом за словом Стена, проект изначально носил название Соратники, но в ходе работы получил новое имя. "Кремль и его стены - это кодовые признаки места действия в сознании людей. Они закрепились в нашем сознании как признак советской власти. Но одновременно это стена безликих монументов, которые отгораживают нас от большого мира". Я интересуюсь, можно ли в таком случае считать работы с изображением Спасской башни и Кремлевской стены центральными в этом цикле? Семен долго уходит от ответа, рассуждая о том, что не художник решает, какой работе суждено стать ключевой, но одновременно с этим достает загадочный холст на подрамнике и поворачивает его лицом ко мне. На фоне облачного неба изображена "рука указующая", символ, который с легкостью считывается даже теми людьми, кому суждено было родиться после развала СССР. Жест, содержащий в себе одновременно надежду и уверенность. "Моя цель - ощутить энергетику этих лидеров, понять как они "простояли" так долго и как они жили. К тому же это весьма актуальная, на мой взгляд, тема именно сейчас. Я, как художник, интуитивно ищу острое, драматическое решение. Рука, показывающая нам светлое будущее - абсолютно знаковый жест Ленина, который широко растиражирован. Рука и есть символ будущего".

Постепенно мы переходим к обсуждению пропагандистского искусства, как феномена не чуждого другим культурам. "Германия первой половины 20 века тоже питала слабость к монументальному искусству. Другая сюжетность, но схожая энергетика. Выдуманный народ, выдуманная страна, но при этом очень талантливо, энергично, живуче. Поэтому участвовали художники, это был громадный дорогостоящий перформанс", - подытоживает живописец, а потом добавляет: "Мне бы хотелось, чтобы эти мысли как-нибудь мелькнули, потому что пресс-релизы, они обычно… неинтересные, я до середины их только дочитываю".

Брукк Филипп